● SANKTA LISABETA OF ROSES ●
●the grishaverse●

● более 500 лет ● Святая, покровительница садоводов ● Равка, недавно освободилась из заточения в песчаном замке ● The Grishaverse ● Lea Seydoux ●

● ИНФОРМАЦИЯ ●
Лизавета родилась в ничем не примечательной деревушке у холма под названием Горубун, в семье пчеловода. Местность, где жила девушка была совершенно обычной, холмистой. Люди здесь жили просто, поэтому на деревню не совершались набеги с целью ограбления. Но всё же каждый раз из деревни отправляли стражников на четырех скакунах, в разные стороны. Это было необходимо, чтобы предупредить деревню о возможной опасности. Но год за годом никаких вестей не было. И однажды вместо четырёх стражей стали отправлять одного.

Лизавета жила на окраине деревни. Девушка помогала отцу ухаживать за ульями. Поразительно было то, что для этого Лизавете не нужна была защита: пчёлы никогда не жалили её. На лугах, где цвели белые розы, Лизавета усиленно молилась и думала о деяниях святых, вдыхая в лёгкие запах морского бриза. Но в один день запах этот сменился гарью. На деревню надвигалась армия. Первое, что сделала Лизавета, отправилась к отцу, чтобы рассказать ему об этом, но он слова дочери всерьёз не воспринял. Как и мудрецы, которые сказали, что если бы была беда — об этом сообщил страж, патрулирующий Горубун. Тогда Лизавета решилась на отчаянный шаг: вернувшись к полю, она, совершенно одна, начала молить солдат о пощаде. А они... Не стали и слушать её, но и не могли пройти мимо. Армия мужчин, обезумивших от славы, покрытых кровью, потом и сажей, перед одной хрупенькой светлолицей девой. Как упускать такой трофей?

Над ней надругались, лишили невинности. Она молча терпела боль, не крича и не плача, а алая кровь окропила белые розы. Всё что могла несчастная девушка — молиться, что и делала сквозь хрустальные слёзы. И то ли мольбы были услышаны, то ли случилось чудо, но на солдат напали пчёлы. Лизавета уже была на последнем издыхании, потрёпанная и физически, и морально. Только когда рой пчёл слетелся на солдат, она позволила себе закричать: её крик был не слышен на фоне чужих.

Пчёлы спасли её, хоть и не успели до того, как Лизавета пострадала. Солдаты убежали, а девушка, остановившая их, могла бы стать героиней, но этого не случилось. Пока часть деревни верила в случившееся и вознесла девушку до мученицы (а она, в свою очередь, это приняла), мудрецы же пришли в ярость. на все их вопросы Лизавета отвечала так: «только пчелы знают ответ». Она не собиралась рассказывать никому о том, что случилось, ведь от одной мысли об этом бросало в дрожь.

А тем временем слух о случившемся дошёл до генерала, который был поражён тем, что какая-то деревня смогла противостоять серьезному врагу. После этого генерал отправился к мудрецам, которые направили его к Лизавете. Но девушка дала тот же самый ответ: «только пчёлы знают.» Разозлённый, генерал приказал разорвать тело Лизаветы на части, но этого не случилось. Святая была заточена в эфемерном песчаном замке.

Всё это время она мечтала о том, что однажды освободится и докажет всем, что её легенда — не ложь. При жизни Лизавета отмахивалась, говоря, что нет смысла быть святой без последователей. Когда Лизавета из Роз наконец-то выбралась из своей тюрьмы, она была обессилена. Это была уже не та кроткая и тихая Лиза... После случившегося она впала в гордыню. А потом и вовсе стала одержимой своим могуществом. Но всё это меркло перед ним...

Морозов. Любовь всей её жизни. Он видел её ещё юной. На его глазах она цвела и однажды стала не просто Лизаветой, а Санктой-Лизаветой. Она делала всё, чтобы заслужить его внимание. И даже из тюрьмы сбегала, чтобы вновь с ним встретиться, однако... Она не спешила. Слабая и обессиленная — да зачем она ему такая? Но, к её счастью, люди вспомнили о ней и стали молиться. Лизавета напиталась силой, расцвела пуще прежнего. И теперь, когда люди вспомнили, а она снова обрела силу, она надеется, что и старая любовь услышит её имя. Перед Александром и в самом деле пристанет величественная Богиня. Но увы, хороший финал бывает только в сказках.

● ИГРОВЫЕ НЮАНСЫ ●
Мои ожидания от игры коротки и ясны: я пришла поесть стекла. Я спидпостер, пост в неделю — это мой минимум. Жду динамичной игры. Пишу от 2,5к до бесконечности. Средний объём поста — 3-4к символов, включая служебные. Птица-тройка. Могу писать от любого лица. Точно НЕТ: лапслок.

Годы шли, сменяя друг друга. Сколько их уже прошло — тайна. В вечном заточении святая уже давно потеряла счёт времени. Бесконечные коридоры, глухие стены, эхо от собственных шагов — вот что сопровождало её все годы в Каньоне. Но здесь девушка была не одна, что и помогло ей не сойти с ума окончательно. Здесь же нашли свой приют Григорий и Юрис.

Всё это время Лизавета желала свободы. Ей хотелось снова ощутить запах морского бриза, упасть на луг с цветущими розами и смотреть на облака, слушая тихое жужжание тружениц-пчёл. Бытность святой оказалась не такой радужной, как казалось раньше. Порою Санкта-Лизавета задавалась одним единственным вопросом: почему? Почему святые должны влачить такое жалкое существование в каком-то эфемерном замке, пока на Равку то и дело обрушаются беды? За время заточения сердце Лизаветы черствело, было время, когда она озлобилась даже на тех, кому помогала. «Вот она — их благодарность за мои деяния?» — то и дело повторяла про себя, вышагивая туда-сюда. И лишь одно имя заставляло сердце оттаять.

Дарклинг. Александр Морозов. Он знал Лизавету ещё юной, он видел, как она прошла путь от безызвестной дочери пчеловода до Санкты-Лизаветы. Часто появляющийся в её жизни, можно сказать, сопровождавший её на протяжении всего её горького пути, нынешний правитель Равки стал для Лизаветы особенным. Сейчас, века спустя, она четко могла сказать: любила. Любит. Лизавете всегда хотелось быть совершенной. Не для себя — для него. Святая была уверена, что дело лишь в том, что Александр считает её недостойной быть рядом. А она же рьяно совершенствовалась, чтобы доказать обратное. Об Александре Лизавета думала на протяжении всего заточения. О нём же — когда Новокрибирск был стёрт с лица земли и образовалась трещина в материи мироздания. Через неё святые выбрались на долгожданную свободу.

Первое, что сделала Лизавета, упала на траву, без страха замарать яркое красное платье. Святая лежала на земле, не веря тому, что наконец-то чувствует под собой её холод. Даже расплакалась, вцепившись руками в зелёные былинки и раня о них пальцы. Как тогда, в день становления Санктой-Лизаветой, землю окропили капли крови. Но на этот раз они были редкими, и, в общем-то, не тревожили освободившуюся святую. Что ей какие-то царапинки, когда долгожданное освобождение наконец-то получено?

Это случилось полтора года назад.

Долгожданная свобода пришлась на весну. То время, когда жизнь пробуждается от зимней спячки. Словно новое начало возвращается к жизни после холодной стужи, которая не погубила его своими суровыми условиями. Лизавета была очень слаба, в таком состоянии она никак не могла отправиться искать старую любовь. Зачем она Дарклингу такая, вся измятая и потрёпанная после долгого затворничества? Получившая долгожданную свободу, Санкта-Лизавета даже обозлилась на саму себя. И на людей. Она была уверена, что они её забыли. Что житие святой, как и при её прошлой жизни, если и передавалось из уст в уста, то только в виде красивой легенды про пчёл и белые розы, в один миг ставшие красными. Меньше всего же Лизавете хотелось возвращаться туда, где всё это случилось.

Но на смену весне всегда приходит лето. Время тружеников, отдающих время и силы матери-земле. Они возделывают её, берегут от сорняков, высаживают семена и... Молятся покровительнице садоводов, чтобы не оскудел урожай. Именно этой покровительницей и считалась Санкта-Лизавета. Постепенно молящиеся и заряжали свою святую крупицами силы. В ответ она отзывалась на чужие молитвы, но... Этого было мало. Катастрофически мало для амбиций Лизаветы. Она сыскала паству среди жителей сёл, но святой хотелось сыскать славу по всей Равке, а не только в удалённых её областях. При этом Лизавета не стала выходить на широкую публику, а стала действовать тихо: ей необходимо прощупать почву, прежде чем действовать. Узнать настроения потенциальной паствы, а ещё... Найти Александра, к которому Санкта-Лизавета, после своего триумфального возвращения, желала вернуться. Она надеялась, что он не забыл её. Что, впечатлённый её силой, ответит взаимностью.

Вести Лизавета узнавала от пчел, которых отправила к замку. Тогда она узнала, что сейчас популярен культ некой Санкты-Алины, покровительнице света.  Святая от этого разозлилась настолько, что её пчелы однажды пристали к Алине, вышедшей инкогнито, и с неё слетел платок. Санкта-Лизавета считала несправедливым то, что эту Алину так возносят, когда как самой святой никто не поверил и обрек на муки. С Лизаветой были только пчелы. А с Алиной — любовь и почитание во всей Равке. В глазах Лизаветы покровительница света была не больше, чем возомнившей о себе мелкой сошкой, культ которой необходимо прервать, и как можно скорее. На смену ему должен прийти давно забытый. Так считала Санкта-Лизавета.

Но что ей пока оставалось? Она ждала своего часа, затаившись. Городок Ивец стал ей хорошим пристанищем. Санкта-Лизавета не привыкла к шумным и оживленным городам, поэтому и выбрала такое захолустье местом проживания и возрождения культа. И правда, вскоре слава Лизаветы разошлась на весь Ивец, и святая с радостью откликалась на мольбы. Первым её ответом верной пастве стало восстановление разрушенного моста. Сотворённый из костей, он точно обещал быть крепче предыдущего. И именно на это прибывал посмотреть тот, от чьего имени сердце святой билось чаще.

О том, что Дарклинг пребывает в Ивец, Лизавета узнала, когда спокойно прогуливалась по городу. Благую для неё весть принесли на своих крыльях пчёлы.

— Неужели, — сквозь придыхание произнесла святая, хватаясь за сердце. — После стольких лет...

Очень хотелось его видеть. Вздохнув, Санкта-Лизавета выпрямилась, подавив сиюминутный эмоциональный порыв: перед Александром она должна показать себя сильной.

— Да это просто не может быть правдой, — продолжала отрицать про себя Лизавета. Святая никак не могла поверить в то, что правитель Равки приедет в эту дыру, но пчелы не могли врать. И Лизавета хотела убедиться. Хороший был момент? Чёткого «да» не скажешь, ведь святая готовилась пристать перед старой любовью более могущественной. Сейчас она была сильна, но не настолько, как она считала, чтобы быть полностью готовой к долгожданной встрече. Лизавета представляла её совсем не так, но... Отчего-то оставалась на месте. Будто ноги её обвили вырвавшиеся из-под земли древесные корни, не дававшие сделать и шаг.

Что принесло сюда Александра? Лизавета сомневалось, что дело в мосте, который она сотворила в ответ на молитву местных жителей. Что правителю этот мост? У него есть более важные дела, чем на кости смотреть. В сердце вдруг закралась надежда: а вдруг Дарклинг ищет... Её? Вдруг он надеялся и верил в то, что святая среди роз выжила? Очень хотелось верить в эту утопию, и Лизавета верила. Стало тяжело дышать, казалось, что вот-вот святая захлебнется от воздуха. В какой-то момент она просто встала посреди городской площади, становясь ярко-красным пятном в местной серости. Местные на святую уже не озирались: они её знали, привыкли... Почитали. Отсюда Санкта-Елизавета начала свой стремительный взлёт. Здесь и остановилась на постоянное проживание.

Люди Дарклинга были темны даже для такого захолустного серого города, как Ивец. Местные сторонились их, боялись, а святая стояла на месте, высматривая среди них Александра. Их встреча, спустя долгую разлуку, пугала и будоражила её одновременно. Она хотела его видеть, желала это каждый день, но в то же время была... Не готова. По крайней мере, сейчас, когда её культ распространяется лишь на захолустья.

Но выбора не остаётся. Скоро они встретятся лицом к лицу. Лизавета стояла гордо, выпрямив спину. Сгорбленная, теряющаяся и неуверенная она точно ни к чему могущественному правителю Равки.  Поэтому, раз судьба столкнула их здесь и сейчас, то это её испытание Лизавета выдержит. Ничто уже не помешает наращивать свою силу. Главное — напомнить о себе народу. Мост из костей — это уж точно не предел.

Жужжащие пчёлы то и дело пролетали мимо стражей. Если бы они нашли Дарклинга, Лизавета уже бы знала, но он как-то минул её разведку и настиг влюблённую в него святую буквально врасплох, заставив на миг ухватиться за сердце. А потом оно забилось в бешеном ритме, едва до слуха дошёл этот голос. Его голос.

Александр позвал Елизавету по имени и она, выдохнув, медленно обернулась. СЧвятая была не из тех, кто кинется на шею при первой же встрече после долгой разлуки, или встретит старую любовь глупой улыбкой. нет. Санкта-Лизавета была сдержана. Она глядела на Александра, сохранив нейтральное выражение лица, а внутри всё клокотало от трепета и внезапной волны тепла, которое святая испытывала, находясь рядом с человеком, ради которого была готова на многое, если не на всё.

— Александр, — чего стоило сказать его имя без запинки, когда его проникновенный взгляд устремлён прямо в душу. — Да. Это я.

Вот сейчас она бы с радостью обняла его, но понимала: лишнее. Руки она спрятала за спиной, сжимая их в кулаки. Тем самым сдерживала этот отчаянный глупый порыв. И у неё получалось.

— Несколько веков в этом Богом забытом месте? Помилуй, — усмехнулась, скрывая волнение. — Всё это время я была заточена в Каньоне. Не одна, а то бы сошла с ума. Недавно освободилась. Теперь я набираю силу. "Потому что зачем тебе бестолочь? Такому мужчине нужна достойная женщина.

Лизавета сделала несколько шагов вперёд, тем самым подзывая Дарклинга последовать за ней и немного пройтись по площади. Очень хотелось взять Александра за руку, но такую фривольность гордая святая позволить себе не могла. Публичные нежности — удел юных дев и простушек, так полагала Санкта-Лизавета. Ни к тем, ни к другим она себя не относила.

— А ты сам... Сам как? Что произошло за это время? — слова от волнения до сих пор давались тяжело. — Я очень хотела найти тебя, но... Сначала полностью освоиться и привыкнуть к долгожданной свободе. — Говорить правду о том, что на самом деле просто набирала силу ради него, Лизавета была не намерена. Слишком глупо и инфантильно с её стороны. А цену она себе точно знает не меньше, чем любимому.

Дарклинг. Он просит называть себя так. Лизавета, по правде говоря, совсем этого не хочет: в прошлом она называла возлюбленного лишь по имени. Имени, от которого внутри отзывалось приятным теплом, стоило только озвучить его в мыслях. Лизавета едва заметно нахмурилась, когда последовала просьба, но Дарклинг сразу же объяснил, зачем это. Ну, конечно, дело в политике. С души Лизаветы словно камень упал, ведь она считала, что дело... В ней.

— Только в публичных местах, — прошептала она. — А когда нам повезет не быть съеденными взглядами голодных толп, тебе придётся слышать своё имя из моих уст. — Святая улыбнулась.

Совсем не изменилась... Комплимент, или оскорбление? Лизавета задумалась. С одной стороны Александр помнил её благочестивой, милосердной святой, а вот с другой... Лизавета была слаба. И сейчас не сильная, может и лучше. Но тогда её не то, что не славили, ей не верили. Не хотелось бы вспоминать прошлое, но это — её история. Их история. И как бы тяжело не было, и светлые моменты были. И все связаны с ним.

Каньон создал он... Не люби Лизавета Александра, она бы накинулась на него с кулаками, натравила пчёл и смотрела, как те терзают его, мстя за её долгое заточение. Но Санкта-Лизавета верила, что возлюбленный не знал о том, что она в заточении, поэтому, как только правитель Равки озвучил свой вопрос, женщина на миг замолчала в оцепенении. Она провела узницей несколько веков... Из-за него? В голове не укладывалось.

— Мрак и пустота, так и есть, — вдруг подтвердила. — Но я была не одна, поэтому не сошла с ума. Но иногда... Удавиться хотелось или выпить яда. Но то не было, то отпускало. Это было ужасное время.

Она не врала, но после сказанного отмахнулась: это прошло, она свободна. Глупо зацикливаться на боли, причиненной в прошлом, она только тянет на дно. Прогоняя лишние мысли, Санкта-Лизавета вдохнула местный воздух полной грудью. В отличие от деревушки близ Горубуна, Ивец не отличался запахом морского бриза, приносимого с близлежащего побережья. Здесь же пахло соломой. Нос уловил даже запах фруктов, продаваемых в ближайшей от городской площади лавке.

Теперь Александр рассказывал о себе. Правитель Равки. Лизавета прекрасно знала это, поэтому отсрочила своё появление ещё на время, нужно было стать могущественной, возродить свой культ, стать если не самой почитаемой, то одной из них. Возле Александра должна быть достойная женщина, настоящая королева, перед силой и авторитетом которой было трудно устоять даже мятежнику, заставив пасть его на колени. Такой королевой-консортом, которую одобрила вся Равка.

— Да, нашептали. Но я не многое знаю, если быть совсем откровенными. Пчёлы мирно облетают Равку, не привлекая никакого внимания.

Хотя один прецедент был. Как раз с Санктой-Алиной. Бедной девочкой, напичканной усилителями и ходящей в ошейнике Дарклинга. Лизавета усмехнулась, вспоминая это. Какая прелесть: завёл себе ручную святую, да какую невинную и беззащитную, чудеса... И как только эта девчонка смогла стать одной из самых почитаемых святых Равки? Просто ребёнок с силой солнца, который, чуть что, защитить себя не сможет. В этом Лизавета убедилась окончательно, когда Алина, отмахиваясь от её пчёл, оказалась без платка. Это не было умыслом Лизаветы, вышло случайно, но пчёлы словно чувствовали, как закипает покровительница от культа Алины. А какое зрелище было дальше, только бы и любовалась. Святая даже убила. Лизавета полагала, что после этого её культ пошатнётся. Но всё равно было бы лучше, если б озверевшая толпа разорвала святую на части и торговала её мощами.

— Знаю только, что ты себе комнатную собачку завёл. Какая прелесть. «Неужели так сильно по мне скучал, что решил найти мне временную замену в лице светлолицей девочки? Нашел бы покрасивее и повзрослее тогда,» — Лизавета усмехнулась. Она и представить не могла, что такой статусный и видный мужчина сможет полюбить такую выскочку. Кто она, а кто... Санкта-Лизавета. — Жаль, что с несчастной так обошлись, бедный ребенок. Пчёлы видели, что происходило, когда с девочки слетел платок.

О своих мыслях Лизавета, конечно же, не говорила, рано. Может быть ей самой, если повезет стать королевой-консортом, выпадет честь отправить комнатную собачку к псам помощнее. К толпе. А когда-то Лизавета даже допустить таких мыслей не могла, ругала себя за них. Но... Каньон её изменил. Она стала жёстче. Сильнее ощущалась конкуренция. И за культ и за... Александра. В мыслях Лизавета даже допустила ревность. Да, Алина юна, но её культ имеет куда более значительный вес, чем культ Санкты-Лизаветы.

— Мой дом ты узнаешь сразу. Розы... Ах, те самые розы давно отцвели и завяли, как моё жалкое прошлое, — Лизавета прищурилась. — Но выросли новые. Сейчас увидишь сам.

Они с Александром как раз подходили к её дому. Его можно было узнать издалека по ярко-красным бутонам. Розы плелись колючими вьюнами, покрывая густым красным ковром стены. При приближении к дому всё отчетливее ощущался их аромат.

Это было скромное жилище, без изысков и излишеств. Зачем обременять себя лишним, если в славном городе Лизавета  не рассчитывала находиться долго? Единственное, в чём святая себе не отказывала — в диких цветах и мягкой постели. Сейчас Лизавета надеялась, что не зря. В мыслях она уже начала представлять их с Александром сближение. Не самое достойное место для правителя и святой, но всё же, пусть. Из мыслей святую вывела входная дверь, в которую та чуть не врезалась, заплутав в грешных помыслах.

— Добро пожаловать, — произнесла святая, открывая дверь. — Угощу тебя чаем с мёдом. Да, это не твой замок, но всё же... Чувствуй себя, как дома.

— Никто мое одиночество не скрашивал. Если ты о Григории и Юрисе, то да, они были в том же замке, но всё на этом. И да, наверно они тоже выбрались, — Лизавета не хотела говорить о прошлом. И о Юрисе с Григорием. С ними она не подружилась. Вообще не контактировала без особой нужды. «Я все это время ждала тебя» — хотела сказать женщина, но потом поняла, что не здесь и не сейчас. Скажет дома.

— Какая из неё королева?! — по Лизавете было видно, что она вскипает, однако, голос её был спокоен. " Это всего лишь ребёнок. Усилители. Без них она ничтожество. Не жди от меня к ней уважения, её культу однажды придет конец. Мала, чтобы со святыми тягаться" — Лизавета резко замолчала, вовремя себя одернув, чтобы не озвучить и остаток фразы, но злость святой отражалась на белом лице, а медовые глаза, казалось, налились пламенем.

Алина ей не нравилась. А после слов Дарклинга в сердце Лизаветы зажёгся огонь. Как можно назвать королевой... Эту? Настоящей королевой должна быть та и только та, за чьей спиной опыт, кто уже заслужил быть увековеченной. Санкта-Алина не заслужила этого звания.

— Красные розы, цвет крови, — Лизавета позволила себе усмехнуться и, наконец, приоткрыть завесу тайны, что витала возле её легенды. — Эти твари меня насиловали. Долго, почти до смерти. А потом уже прилетели пчёлы и спасли меня. Только они знали ответ. Так знай теперь и ты.

Санкта-Лизавета изрекала это совершенно спокойно, так же безмятежно она плыла по маленькой каменистой тропинке, что вела к её пристанищу. А Александр делал комплименты и ей, и её розам. Сказал, что в плане быта непритязателен. Совсем не изменился. Всё тот же Александр Морозов, под каким бы именем тот не скрывался.

— Раз так — присаживайся и чувствуй себя дома, — ровно произнесла святая, зажигая огонь в печи и вешая котелок на свисающую над ним металлическую конструкцию, сделанную из проволок. Отойдя к деревянному шкафу, Лизавета вытащила оттуда банку с мёдом. После этого поставила в центр деревянного стола, накрытого скромной льняной скатертью, блюдо с разными фруктами и ягодами. Санкта-Лизавета по быту всё делала сама, как встарь. Она продолжала отличаться трудолюбием и думала, что это отличная черта для порядочной хранительницы очага, какой бы статус той не полагался. И простушка и королева должна уметь выжить без ватаги слуг, мало ли что может случиться. Лизавета всегда была предусмотрительной.

Вопрос об Ос Альте застал её врасплох. От неожиданности святая уронила ягодку малины, она, с тихим хлопком, приземлилась на самом краю стола.

— Ос Альта? Надо подумать, такое решение я не могу принять спонтанно, ты понимаешь.

Лизавета подняла ягоду, закидывая её прямо в рот. Конечно, есть одно условие, по которому утвердительное «да» сразу зазвучало бы из её уст — это брак. С ним. Не обязательно корона — брак. Любовь до гробовой доски. Если копать глубже, только это Санкте-Лизавете и надо. А корона... Да так, просто приятный трофей. Хотя, без доли скромности, святая видела себя королевой. С другой же стороны была проблема: Санкта-Алина. Приехать в Ос Альту, чтобы смотреть на ребенка, к которому, как сказал Дарклинг, Лизавета должна проявить уважение, она не собиралась. Слишком, по её мнению, это унизительно. Объяснялось это не только тем, что святая новая, а Лизавета признаёт только старых, то есть себя, Юриса и Григория, но и... Ревностью?

— Может быть, на какое-то яркое событие. Просто так... Бессмысленно, наверно, — прикинула женщина, садясь на мягкую перину. Рукой Лизавета едва заметно поддела завязку на платье, что находилась сбоку. Задеть такую случайно — легче лёгкого. Из котелка в этот момент начал валить пар. — Ой, ой.

С этими словами святая поднялась, на лету хватая тряпку и срываясь к печи. Женщина умело сняла предмет с огня, наливая кипяченую воду в заранее подготовленный заварной чайник. У Санкты-Лизаветы уже давно закрепилась одна привычка: если чай кончался, святая очищала чайник и заполняла его свежими травами, чтобы потом не тратить на это время и просто залить сбор кипятком. Знала бы, что к ней наведается тот, о ком она так грезила долгие столетья, добавила бы ещё чего хитрого, вроде зверобоя, крапивы и хрена, но таких трав у Лизаветы не водилось, и идти за ними сейчас было уже поздно, потому приходилось довольствоваться, чем есть.

— Чай готов, — обозначила она, ставя на стол две чашки и наливая себе полную, а Александру — половину. — Долить, или разбавить холодной водой? — спросила она. Сама же святая не разбавляла, ждала остывания.

В этот момент платье сползло вниз на пол, оставляя святую в сорочке и корсетом поверх неё. Под пышными юбками не было видно, насколько точеная фигура у хитрой женщины. Сейчас же можно было сполна насладиться её стройным станом. Высокая и стройная. Такой была Санкта-Лизавета. То, что это было сделано специально, мастерски скрывалось за ловкими движениями и эмоциями. Лизавета даже выдала на лице стыдливый румянец, который делал её лицо ещё более прекрасным, пусть алые губы теперь чуть терялись на фоне красных щёк.

— Ой, извини, — дрожащим голосом произнесла святая. — Эта завязка опять меня подвела.

Святая потянулась за нарядом, угодившим прямо под стол, согнувшись. К Александру в этот момент она стояла спиной, вернее... Демонстрируя ту самую сторону, от которой другие мужчины давно бы захлебнулись в слюнях. И специально ведь медлила, дав Дарклингу время подумать, хочет ли он видеть святую в её платье, или же без него, или даже этой сорочки.

— Почему же, — усмехнулась святая. — Но одно и то же общество порой надоедает.

На этом к теме Юриса и Григория они с Александром не возвращались. Как и к разговорам о Санкте-Алине. Последнее утверждение Дарклинга о ней святая и вовсе решила проигнорировать, хотя внутри, из самых недр души, уже рвалось агрессивное пламя, сметая всё на своём пути. Если кто и рождён быть королевой — уж точно не светоносная выскочка. Лизавета даже и в мыслях не могла вообразить это. Ведь действительно для неё Алина была лишь ребенком, и дело было не только в знаниях, опыте, и возрасте, а в... Александре. Да, маленькая святая ходит в его ошейнике, прямо как собака, но кто знает, к чему это приведет. Святая даже прикусила губу, чтобы не позволять себе и думать о плохом. С неё уже довольно.

— Только пчёлы знают ответ, — привычным тоном изрекла Святая из роз. — Может, и поплатились.

Ей было так страшно, больно и одиноко в тот момент, что бедняга, которая еще даже не осознала то, что прошла мученичество, которое и предрешило её становление святой, и не думала о возмездии. Пчёлы мстили за свою матку сами, пока она, рыдая, лежала среди красных роз, как брошенная кем-то вещь. Та страница истории Санкты-Лизаветы, которую она одновременно ненавидит и обожает. Боль, через триумф, но, там же, и триумф через боль.

Насколько мне известно, в Ос Альте сейчас другой культ, — хмыкнула Лизавета. Не так она хотела прийти в центр мира. Она планировала сделать это триумфально и сокрушительно, как королева, а не как придворная дамочка, представленная правителем Равки. Явиться в ос Альту и брезгливо смотреть на дитя в короне святая не собиралась ни в коем случае. — Все с чего-то начинают, правда ведь? Ивец — дыра, но это лишь начало.

Она поднимется. Она докажет, что достойна. Никто и ничто не сумеет ей помешать, даже он. Он, ради кого она и собирается вознестись так, как никогда раньше. Всё заточение она жаждала об этом. И это Лизавета чётко решила делать постепенно. Её вспомнят. Не потому, что так захотел равкианский правитель, а потому что она сама заставит народ сделать это. Воспеть её, как их легендарную святую.

Она знала, что её сила и без того уже велика. Её подпитывали и продолжают делать это. Глупо было бы скрывать, что Санкта-Лизавета просто ждёт своего часа. Да и вряд ли Дарклинг этого не понял. Эти мысли вьются в голове ровно в тот момент, когда Морозов говорит о чае. А дальше платье и её уловки. На которые, как ей изначально показалась, мужчина попался. Сердце бешено заколотилось в груди, когда губы Александра обожгли её холодную белую ладонь. Казалось, что вот оно. Дыхание святой стало прерывистым. После того, как Лизавета услышала комплимент от давнего возлюбленного, подумалось, что Саша сейчас снимет с неё и корсет, и, наконец, произойдёт то, о чем Санкта-Лизавета грезила последние столетия...

Но Дарклинг невозмутимо поднял платье, и протянул его Лизавете. Она окинула Александра невозмутимым взглядом, лишь в глубине которого читалось разочарование. Лизавета вздохнула, беря платье и вешая его на деревянный стул. Нет уж, пусть Морозов видит её такой. Прекрасной, как он и сказал.

— Времена, конечно, меняются, — святая невозмутимо подошла к Александру, коснувшись его плеча. В этот момент она устремила взгляд песочно-жёлтых глаз прямо в его, будто глядела в самую душу. — Мы становимся сильнее, чему-то учимся, достигаем заслуженных вершин. — В этот момент святая покачивалась, словно в медленном танце, который сама же и вела, пока не уткнулась ногами в перину. — Но мы всё те же. Сильные, образованные, но те же.

Сейчас можно было бы упасть на кровать, завлекая с собой Дарклинга, но Лизавета не привыкла торопиться и поступать так опрометчиво. Нет. Несмотря на свою любовь, святая была выше и ловчее этого. Вместо решительных действий она так и продолжала пронизывать Морозова взглядом голодного хищника.

— Ты того заслуживаешь, — отметила Лизавета, когда Александр рассказал, что в Равке есть даже его культ. Что же, она действительно так считала.

Святая была очень удивлена тому, что Дарклинг так настойчив. На миг даже загорелся свет надежды. Надежды о том, что когда Лизавета окажется в Ос Альте, Морозов сам выкинет из замка свою солнечную маленькую игрушку. Санкта-Лизавета даже на секунду засияла, но следующее изречение короля Равки заставило улыбку сползти. И медовые глаза, в которых до сих пор горело пламя, вдруг потухли.

Как он может так поступать с ней? Предпочесть ей какую-то выскочку? Ей. Самой Санкте-Лизавете! Рука, которую сжимал Александр, резко выскользнула, и Лизавета отошла к столу. На этот раз во взгляде ее мелькнула ярость. Ох, лучше бы Дарклинг не продолжал! Лизавета влюблённая, но далеко не идиотка. Сложить паззл воедино для неё — мелочи. И от этого... Больнее.

Ему не нужна сама Лиза. Ему нужны её знания, её сила. Это просто выгодно в политическом смысле. Уж тем более святая не будет с этим согласна. Быть для него второй, просто источником магии, когда в её короне ходит какая-то выскочка? Увольте. Чашка с чаем полетела на пол, разбиваясь вдребезги, как и сердце святой. Много веков торчать в песчаном замке, ждать возвращения, всё-таки сбежать. И всё — ради него. А он променял её. Растоптал. Лизавета уже не могла сдерживать свою боль. Она святая, умудренная опытом, но у неё тоже есть живые, словно розы за окном, чувства.

— Можешь, — коротко выпалила она.

Хотелось заплакать, но нет. Никому Санкта-Лизавета больше не покажет своих слёз. Морозову — тем более. Но разум застелил жгущий изнутри гнев, из-за которого Санкта-Лизавета повысила голос, выстреливая всё новыми резкими и колкими словами, такими безрассудными, но искренними, рвущимися из самых недр раненой души.

— Ты серьёзно думаешь, что после всего, что ты мне сказал, я поеду с тобой? Смотреть на тебя и выскочку в моей короне? За кого ты меня принимаешь? Я ей не ровня, Дарклинг, — прозвище Александра из уст святой прозвучало особенно звонко и холодно. — Я гораздо выше.

Лизавета начала ходить туда-сюда по дому, громко выдыхая и, того не замечая, затаптывая ногами подол алого платья, что до сих пор покоилось на стуле. Сейчас женщина вдруг начала понимать, что болтнула лишнего, хоть и правду, однако отступать была точно не намерена. Не на ту напали.

— Я тебя до сих пор люблю, Александр. Я возвращалась только ради тебя, а ты... Ты всё испортил, король Равки, — голос скрипел, как сталь. Сейчас Лизавета напоминала глашатая, что произносил смертный приговор у эшафота. Так леденил душу этот тон. Лизавета вообще не гнушалась того, что стоит перед правителем страны, в которой она живёт. — Я покину Ивец, но не с тобой. А ты... Ты уходи. И не возвращайся больше никогда, — это она говорила уже спокойно, хотя внутри всё пылало от злобы и горечи. — Прощай.

Она сама заставила его подняться и толкнула за дверь, захлопывая её. Лизавета могла бы выслушать доводы Александра, услышать его реакцию на её признание, но... Ей это уже было не нужно. Хотелось рыдать, но не при нём, ни за что. Рой пчёл тут же слетелся к двери, не пуская Дарклинга внутрь. И только когда жужжание заполонило собой всё вокруг, Лизавета отдалась эмоциям, обняв колени и уткнувшись в них лицом. Сначала выплеснет их, а потом будет думать, что делать дальше. Она знала одно: сдаваться не намерена. Александра она переиграет, а Алину — уничтожит, и тогда уж точно не оставит ему выбора.

Для человека, который был сам хозяином своей судьбы, Александр, порой слишком часто придавал большое значение тем или иным встречам, знакомствам и событиям, вспыхивающим в его жизни подобно новым звездам на темном небосводе. Жизнь и правда слишком часто напоминала черный холст без ярких просветлений, но некоторые люди, так или иначе прикоснувшиеся к его жизни, и правда были похожи на звезды – некоторые из них освещали прохладным, белесым светом, готовые сгинуть во мраке; другие же светили особенно ярко, даже спустя годы разлуки. Такой была Лизавета.
Они встретились впервые, когда она была еще маленькой девочкой – юной, наивной, открытой. По природе своей являясь живым усилителем, Морозов уже тогда почувствовал спавшую в ней, великую силу. Никто не мог даже представить себе, в чем она будет проявляться, и какими уникальными станут ее чудеса.
Прошло время, и слава новой святой долетела и до него. Санкта-Лизавета. Пророчил ли он такое будущее той милой девочке с глазами цвета золотистого, липового меда, с такой любовью ухаживающей за пчелами на том лугу? Вряд ли, но жизнь умела удивлять даже того, кому уготовано прожить десятки человеческих жизней и примерить сотни несуществующих личин.
Житие каждого святого представляет собой зачастую витиеватый, местами странный и излишне приукрашенный рассказ, скрывая неприглядную правду. Почти все их истории были не только трагичны, но и ужасны, обнажая человеческие пороки: зависть чужой силе, страх перед чем-то неизведанным, похоть. Список мог быть долгим и продолжаться на множество страниц, жертвой какого людского порока пала та маленькая Лизавета, теперь явив миру святую?
В глубине души Морозов знал ответ, но не смел озвучить его даже самому себе, понимая, что не смог бы оставить виновных без ответа. Многие посчитали бы его эгоистичным, преследующим лишь свои цели – даже его мать, но ему были не чужды понятия чести, и за свой народ он был готов пойти на все. Такими были все гриши, и неважно, где они жили, какой силой обладали, был ли у них дом, или нет. А если и был, то, скорее всего, он был мнимым – человеческий страх рано или поздно возьмет верх, прогоняя от себя то, что ему неведомо. Но такой дом будет, и он его создаст.
Найти Лизавету оказалось несложно. Молва разлетелась гораздо дальше пределов ее небольшой деревушки, где юная дева провела свое беззаботное детство. Где нежные белые розы окрасились в алый. Странно, что она не пожелала больше никогда не видеть это место – даже представить сложно, что испытывала хрупкая девушка, глядя на живые и теперь вечные напоминания того ужасного преступления, что произошло на этой земле. Селяне сказали, что Лизавета часто коротает время на том самом лугу, и Дарклинг не ошибся, избрав именно этот путь.
Она и правда была там. В алых одеждах, посреди алых роз. Почему именно этот цвет? Возможно, ему близок тот же символизм, который он придавал черному цвету? В нем он видел отражение собственной силы. Вовсе не пустоту и не подступающее извечное одиночество, что видели в этом цвете другие. Тьма могла быть притягательной и согревающей, могла защитить. Но красный? Возможно, когда-нибудь Лизавета расскажет ему…
— Лизавета! – позвал Александр, медленно появляясь у нее из-за спины. Золотые волосы шелковым полотном опускались ниже лопаток, придавая ей сходство с прекрасной принцессой из детских сказок, только у этой принцессы были грустные глаза, а нежные губы цвета алых лепестков не дарили согревающую улыбку.
— Я слышал о тебе. Вся Равка полнится удивительными сказаниями о прекрасной Лизавете, — мягко беря ее ладонь в свою, продолжил он. – Ты всегда была достойна большего, чем это позабытое всеми место, — почему розы стали алыми, и почему лишь пчелы знали ответ? Ответы на эти вопросы наверняка острыми шипами прознали сердце святой, и кто он такой, что уподобиться молве, так и норовя залезть в душу? Она откроется ему сама, если захочет, сейчас важным было нечто совсем иное.